Груды железа, мамонты и роды в чуме: как волонтер чистил тундру и выживал без интернета, но с росомахами

Каждый год сотни людей едут волонтерами в самые дикие уголки страны — туда, где нет связи, дорог и даже звука города. Один из них — внештатный корреспондент NGS55.RU Александр Зубов. Он отправился в тундру Северного Урала вместе с командой «Зеленой Арктики», чтобы чистить землю от советского металлолома. А вернулся — с историей про тяжелую работу, хантыйские стойбища, роды в чуме и чувство, которое не найти в офисе.

Далее от первого лица.

Огромные колеса болотохода медленно ворочаются по дикой тундре Северного Урала. В кабине небольшие узкие окна, и ты пытаешься разглядеть через них каждую деталь. Маленькие деревья, огромные валуны, бесконечные ручьи, реки и пустота. Связи с большим миром больше нет. Мы направляемся в Ингилор — место, где когда-то стояла метеостанция, а теперь лежат груды советского металлолома.

Путь от Лабытнанги до лагеря у озера Большое Хадатаёганлор занял около десяти часов. Всё это время мы, новоиспеченные волонтеры, тряслись в болотоходах ТРЭКОЛ — огромных внедорожниках на шинах низкого давления. В дороге успели познакомиться, съесть все припасы и поиграть в детские игры вроде «Города».

Пейзажи заставляли вспомнить прочитанную когда-то в далеком детстве «Землю Санникова». Но за несколько часов ты насмотрелся и начинаешь отлипать от узких окон внедорожника, за которыми другая планета.

Первого местного жителя — встретили у реки. Невысокий, кряжистый усатый хант-оленевод в зеленом дождевике искал потерянную рацию. Наш водитель позвал его в лагерь, и тот, смешно растягивая слова, ответил: «Дааа, хорошооо». Улыбнулся — как шаман. Потом, озираясь, находит рацию и газует по тундре. За ним хвостом бежит его лайка.

Через 15 минут добрались до лагеря. Вместо пустынной каменистой равнины — разнотравье, низкие деревья, зубчатые горы с ледниками, грохочущая река и широкое переливающееся разными оттенками зеленого и синего озеро. На возвышенности у ручья — три большие палатки: кухня, столовая и баня. Так выглядит наш новый дом.

Нас встречают руководители экспедиции — Андрей и Сергей, и повар Ваня. Андрей — лысый и крепкий, с ножом на поясе, будто бывший спецназовец. Сергей — в спецовке, с видом сварщика, который устал и хочет каждому из нас втащить, но пока еще не решил, за что. Ваня — здоровый мужик, похожий на викинга-байкера, в татухах и с рыжей бородой, который и шансон мастерски споет, и борщ сварит лучше, чем ваша мама.

Мужики провели здесь две недели — и впереди столько же с нами. Они приглашают в столовую, которая по совместительству служит и конференц-залом. Андрей объясняет задачи, которые на первый взгляд вполне понятны. Когда-то здесь была метеостанция. От нее остались ветхий домик советских метеорологов и огромное количество железа. Всё разбросано рядом с нашим лагерем и всё нужно убрать.

Еще одна свалка металла есть в нескольких километрах от стоянки. От нее тоже нужно избавить тундру. Что не утащить как есть, например, огромные советские гусеничные трактора или двигатели, распилить или разломать, но всё равно убрать.

Сергей проводит инструктаж по безопасности — с фирменной прямотой: мол, надевайте очки и перчатки, «глаз не женский половой орган, проморгается». И без алкоголя. Говорит просто и жёстко, но с заботой.

«По одному из лагеря не уходим, под ноги глядим, когда холодно — одеваемся тепло. Когда жарко — не тепло. Тяжести по одному тоже не таскайте. Спину надорвете, с вами тут никто нянчиться не будет. Сразу с горы. У нас тут как в Спарте. И главное — сухой закон. А еще мы тут все материмся. Вы уж не обижайтесь», — объясняет он.

Теперь нужно определиться, кто и что делает завтра. Выбор велик — хочешь строительный мусор таскай, хочешь мешки со стекловатой, хочешь железяки пили. И тоже таскай.

— Кто хочет пилить? Газорезкой. Умеет кто? — спрашивает Сергей.

— Я не умею. Но очень хочу, — отвечаю я, вытянув руку, догадавшись, что железо приятнее стекловаты.

— Годится, — кивает Серега.

Такие планерки по итогу дня теперь будут каждый вечер. Мы обедаем и выходим на улицу. Я сажусь на самодельную лавочку над косогором. Там уже курят пара парней. Мы смотрим вдаль на острые вершины Ингилора и думаем, как мы вообще тут оказались? Вдалеке озеро Большая Ходата. Если приглядеться, то на берегу видны палатки туристов и скользящие по воде сапы. Это первое и единственное разочарование от поездки — Земля Санникова оказалась обитаема. Сюда можно попасть, хоть и за очень круглую, как колеса ТРЭКОЛа, сумму.

Ингилор разбудил нас проливным дождем как из ведра. Горы, которые вчера были как на ладони, скрыло за стеной дождя. Ветер тягает палатки туда-сюда, и они бьются, словно паруса выброшенного на берег судна. Мужики спешно одеваются и бегут в столовую завтракать. Слышны матерки — кто-то забыл спрятать ботинки на ночь и их залило. Я понимаю, что что-то не так. Непривычное ощущение — утро без проверки соцсетей и привычного серфинга новостей. Оказывается без этого можно жить. Интернета нет, и телефон начинает превращаться просто в фотоаппарат.

Распорядок лагеря очень прост: ранний подъем в 07:30 утра, завтрак, работа с 9 утра до обеда, двухчасовой перерыв и снова работа до 19:00. Пара перерывов на перекус и чай в течение дня. Вечером баня, обед и планерка с распределением задач на следующий день и разбором ошибок.

После завтрака надеваем одинаковые синие дождевики. Кто-то кричит: «Олени!» — и через лагерь проходит целое стадо. Рядом на квадроциклах — четверо хантов. Среди них — наш знакомый с рацией. Беру конфеты для налаживания контакта и бегу знакомиться. По пути в воображении выстраивается диалог, как у первооткрывателей и аборигенов — «моя давать огонь, на оленя менять, твоя сколько просить?».

Ханты здороваются, вежливо берут конфеты и на хорошем русском, растягивая гласные, продолжают обсуждать проблему — задержка заказов на Ozon. Я понимаю, что обменять гурт оленей на газовую горелку не получится, и иду к Сереге. Пора работать.

Наш первый день работы — распил старой гусеничной «мотолыги». Она наполовину вросла в землю, будто окаменевший зверь. Я бы оставил ее как памятник эпохи, но задача — очистить тундру.

Старая техника, частично ушедшая под землю, создает какой-то неповторимый антураж, как в фильмах про конец света. Она как зверь мамут из древних сказок северян, будто вылезла из-под земли и окаменела на солнце. Но задача стояла не любоваться останками, а вывезти их, и мы ее выполняли.

За две недели мы распилили пару тягачей, десятки бочек из-под горючего и двигателей. Понял одно: в СССР всё делали из металла, а выбрасывали не жалея. Про брошенную и вполне рабочую даже по нынешним временам технику я уж молчу. Идешь по полю, а там трактор торчит как пенек. И пенек теперь этот надо выкорчевать и распилить.

Но не только трудами праведными была наполнена наша волонтерская жизнь. Находилось время и на отдых. В один из вечеров мы спустились к озеру в фирменной униформе (костюм-горка цвета хаки, на ногах — ботинки, а в руках — рации).

Стоя по колено в воде, несмотря на дождик, рыбачили двое. Увидев нас, решили, что мы из какой-то рыбохотинспекции. Старший подбежал и начал уверять, что просто учит сына кидать спиннинг. По-отечески похлопав его по плечу, ответил, что мы не по его душу. Рыбак отошел и через минуту вернулся снова.

— Какая погода будет завтра? — спросил он.

— Вишь, олени с ледника спустились? Они наверх поднимаются, когда дождь, чтоб вода с ягеля скатывалась. А щас, вона, на земле пасутся. Да и циклон с Елабуги спустился. Не будет дождя, — ответил я.

— О, ничего себе! Спасибо! А вы метеорологи?

— Биологи. Мы диких росомах ловим и окольцовываем. Их тут больше, чем блох на собаке. Они, вона, в кустах возле ваших палаток прячутся и по ночам объедки рыщут. Тут еще и рысь с гор спустилась. Так что вы тут осторожней, — предупредил я.

Мужчина начал озираться, поблагодарил и поспешил к своему лагерю. А мы разразились смехом.

— Какая еще Елабуга, Сань?

— Да я просто забыл слово Лабытнанги. Перепутал с Елабугой.

Мы ушли, а костры в лагере рыбаков горели всю ночь. На следующий день дождя и правда не было.

Выходные проходили с пользой. Мы переходили по пояс в воде ледяные горные реки и поднимались на горы, пусть не очень высокие, но зато крутые и опасные курмниками. Представьте себе вершины, усыпанные валунами. Одни с небольшой булыжник, а другие размером с капот автомобиля. Каменистая россыпь, кажется на первый взгляд надежной опорой. Каждый камень лежит себе под ногами, поросший лишайником, будто вросший в склон навеки. Но это только иллюзия. Пикантности добавляют и мысли о том, что если получишь травму, то спасать тебя будут долго и мучительно.

Подъем был тяжелым и изнуряющим, но зато вид с вершины стоил того. Жаль, что ни одна камера в мире не способна запечатлеть такие моменты. Узкая горная река вытекает из-за горы и превращается в широкое озеро, чтобы потом течь дальше, разветвляясь и соединяясь потоками ручьев. Десятки вершин в шапках ледников следят за мощным бегом воды. Перед твоими глазами весь Ингилор.

Тишину нарушает лишь свист ветра, бродящего в межгорных долинах, далекий и леденящий, как вой полярного волка. Ветер цепляется лишь за ветки карликовых деревьев, изломанных, как руки шамана, вздернутые вверх в вечной молитве к Старику Тенгри. Наверное, только благодаря этой молитве мы и вернулись обратно целыми и невредимыми.

Главным сюрпризом экспедиции стали внезапно пригодившиеся навыки одного из волонтеров. В один из вечеров мы как всегда поужинали и играли в настолки, когда услышали шум моторов нескольких квадроциклов. К нам приехали нескольких парней-хантов из соседнего стойбища.

Они объяснили, что жене одного из них стало плохо, мол, резко заболел живот. Помочь вызвался наш Николай Делеу, который несколько лет назад работал фельдшером и занимал у нас должность медика. Компанию составили глава экспедиции Андрей Данилов и водитель вездехода Владимир Владимиров. Они прыгнули на квадроциклы к хантам и отправились к стоянке. Только по пути Николай узнал, что боли в животе женщины из-за преждевременных родов. Позже он нам расскажет, что был очень удивлен.

«Маме — 22, это ее четвертый ребенок. Срок — чуть больше шести месяцев. Мы подъехали к стойбищу, на улице спокойно курят и смеются мужики. В чуме — суета, женщины бегают и кричат, дети смотрят мультики на планшете, за ширмой рожает молодая женщина. Роды успешно приняли, хоть и не без сложностей. Родилась здоровая девочка, 2,5 кг. А у ее 47-летней бабушки, кстати, 13 детей. Это первые мои роды».

Медработники смогли прибыть за новорожденной из Харпа только на следующее утро. Им пришлось преодолеть 155 километров в болотоходах. Врачи осмотрели девочку, убедились, что ее состояние стабильно, и вызвали санитарную авиацию. Позже в департаменте здравоохранения Ямала подтвердили, что маму с новорожденной доставили в перинатальный центр Салехарда. Сейчас с ними всё в порядке.

Приключениями и веселыми событиями была наполнена вся экспедиция. Мы готовили вареники, смотрели на водопады с ледников, ели сырого оленя, подкармливали туристов, чинили перевернувшиеся квадроциклы, стоя по колено в воде, и помогли другим волонтерам в установке двух металлических мамонтов в натуральную величину. Железные мамонты теперь возвышаются над Большой ямальской тропой и хорошо видны издалека.

Ингилор объединил айтишников, клерков, рабочих, строителей, представителей самых разных специальностей. Каждый из нас приехал за своим. Одни вечерами за чаем говорили о помощи природе и проблемах экологии, другие приехали за видами, горами, реками и водопадами.

Но мы-то понимаем, что всем нам нужна была перезагрузка, отдых от быта, от компьютеров, планов, от проклятых кейсов, таргетов, созвонов, совещаний, правок, тендеров, проблем, кредитов. Гнетущих новостей и интернетозависимости. От жен и детей. От женщин в принципе.

Хотелось соприкоснуться с миром, который раньше, всего несколько веков назад, был для нас, мужчин, обыденным и понятным. Когда работа простая, но тяжелая, еда без изысков, но сытная и вкусная. А ночь — светлая и неземная. Отдых после всего этого долгожданный, а спится глубоко и со сновидениями.

Я понял одно: тяжелая работа на свежем воздухе возвращает простое ощущение жизни. Когда спишь крепко, ешь с аппетитом и смеешься до слёз.

В день отъезда мы быстро собрали лагерь. Сидя в ТРЭКОЛе, я смотрел на долину без железных скелетов и думал, что обязательно вернусь.